Фото к тексту

После всех театральных скандалов, о которых я знаю, после работы в нескольких творческих коллективах у меня нет сомнений, что в творческой среде должны находится люди, хотя бы понимающие законы жанра, в котором они оказались. В противном случае, люди просто не понимают насколько им повезло. И человек со своими колхозными мерками предпринимает попытку объяснить то, что вокруг него происходит. Но мир творчества другой… Лучшими в мире театрами руководят режиссёры – деспоты и тираны. И все подчиняются им, понимая, что иначе добиться результатов невозможно. Как, впрочем, и в спорте. Недавние сливы на Ирину Виннер только подтвердили догадки – не бывает успеха без труда, где все находятся на грани нервного срыва, сопровождающегося соответствующей лексикой.

Заур Газиев

Триумф «Лезгинки» был вполне ожидаемым. Танхо сделал из своих танцоров идеальных исполнителей танцев. Его звали на гастроли, и везде, начиная от заштатного сельского клуба, заканчивая огромной столичной сценой, его «Лезгинке» аплодировали стоя. Но не было в те времена психологов, которые могли бы профессионально снимать напряжение и помочь выстраивать здоровые отношения в большом коллективе, где уже были «старики» и «молодые». Танхо Селимович, будучи до мозга костей творческим человеком, вряд ли замечал те метаморфозы, которые произошли с сельскими мальчиками и девочками через несколько лет переженившимися друг на друге, но уже почувствовавшими вкус славы, и наверняка не без признаков звёздной болезни. Да и физические нагрузки тоже давали о себе знать. Люди ломаются так же, как неодушевлённые предметы. Только поломанные души замечаешь не сразу.

Что касается самого Танхо Израилова, то он, похоже, больше всего был обеспокоен тем, чтобы не снизился профессиональный уровень коллектива. Каждый свободный от выступлений день использовался для напряженных репетиций, после каждого концерта Танхо устраивал его детальный разбор, на котором особенно доставалось тем, кто позволил себе хоть немного «расслабиться». Ну, а уж если во время переодевания между номерами ты забыл надеть башлык или какую-то другую деталь костюма, можешь не надеяться, что Танхо этого не заметит, – разнос на «летучке» для тебя неминуем, и хорошо, если все обойдется обвинениями в «разгильдяйстве». Что там скрывать, иногда многим артистам казалось, что Танхо излишне придирчив, что он слишком много внимания обращает на «мелочи».

***

Можно бесконечно долго описывать все триумфальные поездки «Лезгинки» по стране и миру. Глядя на архивные съёмки, мы видим, как зрители неистово аплодировали артистам Танхо Израилова. Каким трудом добывался этот успех, догадаться было несложно. Первый разлад произошел во время гастролей в Англии. Всё началось с того, что один из ветеранов «Лезгинки» избил молодого танцора.

Иосиф Матаев рассказал эту историю во всех подробностях. «Разъяренный Танхо снял его с одного из концертов и снизил на несколько шиллингов сумму его гонорара за выступления, тут же, впрочем, добавив эти деньги к гонорарам его жены. Но «героя» этой неприятной истории подобное решение не устроило, и он открыто выразил свое недовольство. К нему присоединились еще несколько артистов, считавших, что Танхо относится к ним несправедливо. Воспользовавшись случаем, они решили высказать Танхо все застарелые обиды и претензии. Танхо мог быть груб и придирчив, он был, безусловно, очень нелегким человеком, но при этом артистов всегда оценивал максимально справедливо. И если кому-то он выплачивал зарплату по первой категории, а не по высшей – значит, для этого были веские основания. Нетрудно было догадаться, кто именно стоял за этим скандалом, перешедшим в откровенный бунт. Недовольные Танхо танцоры в тот вечер отказались выходить на сцену. И день, когда всё это произошло, прочно врезался в мою память – 1 мая 1968 года.

Танхо попробовал их образумить, взывал к их совести, но всё было тщетно. Тогда он начал лихорадочно тасовать состав, искать подходящие замены «бунтовщикам», но концы не сходились с концами, и дело явно шло к срыву концерта. Хотя, при желании выход для того, чтобы дать концерт в несколько упрощенном варианте найти было можно, но тут в дело вмешались сопровождающие нас «товарищи из органов». «Вы отдаете себе отчёт, что вас ждёт по возвращении на Родину? – грозно сказал один из них. – Если вы осмелитесь сейчас отказаться от работы и подорвете престиж Советского Союза, я обещаю вам большие неприятности, очень большие неприятности!»

После этого разговора, глядя в землю, они сообщили Танхо, что намерены участвовать в концерте. Концерт начался в тот вечер с опозданием и проходил необычайно нервозно. Да и как могло быть иначе, если, к примеру, я со своим давним партнером по одному из танцев вдруг оказался в разных «партиях»? Трещина, прошедшая внутри ансамбля, давала о себе знать и на последующих концертах, неминуемо снижая их художественный уровень. Возможно, рядовой зритель этого не чувствовал, но мы-то всё это прекрасно сознавали.

***

Однако самое печальное заключалось в том, что после нашего возвращения из Англии эта трещина продолжала расширяться, и все разделились на сторонников и противников Танхо Израилова. Сразу после приезда, Танхо созвал общее собрание коллектива ансамбля, на котором попытался разобраться в том, что произошло на первомайском концерте, и восстановить нормальный микроклимат в коллективе. Но вместо этого, возникшая оппозиция осыпала его упреками в том, что он ведёт себя как тиран, не уважает заслуженных (не по званию, а по выслуге лет) артистов, ни с кем не считается и т.д. Слушать всё это лично мне было, с одной стороны, больно и унизительно, а с другой – просто смешно. Танхо делал то, что должен был делать художественный руководитель, ибо только он, и никто другой, может определять, кто и какую роль будет играть в той или иной постановке.

Прошло немного времени, и о происходящем в ансамбле стало известно «там, наверху». Теперь собрания проходили почти каждую неделю, а то и каждый день, и в них принимали участие работники Министерства культуры, Областного комитета партии, Комитета госбезопасности, которым важно было спасти лучший танцевальный коллектив республики, ставший за время своего существования своеобразной «визитной карточкой» Дагестана. Но все эти собрания, разумеется, никак не способствовали спасению, и взаимоотношения в коллективе продолжали ухудшаться. Теперь это уже отчетливо было видно и во время выступления. В сущности, противников у Танхо было не так уж и много – человек восемь-десять, но они плели за его спиной интриги, распускали грязные сплетни, нередко срывали репетиции и выступления своей неявкой на работу. Что там скрывать, больничный лист в те времена стоил недорого, и взять, а точнее купить его у участкового врача, не составляло большого труда, чем эти люди и пользовались. Хуже всего было то, что они втягивали в интриги молодых, только что пришедших к нам артистов, настраивая их против Танхо, и тех, кто его поддерживал», – писал И. Матаев.

***

Ситуацию накалили анонимки, суды, заказные статьи. Но Танхо держался молодцом, и до последнего верил, что всё можно уладить. Под суд даже пошел его брат Махай, который провёл на сцене всю жизнь, но его обвинили в том, что на пенсию он вышел раньше времени. Однако на суде все обвинения рассыпались. «И вот, наконец, суд. На него пришли все работники «Лезгинки». Махай сам нередко выступал в роли своего адвоката, спрашивая со скамьи подсудимых того или иного артиста, подписавшего то злополучное письмо: «Ну, теперь скажи, глядя мне в глаза: я танцевал или нет?» И тут у некоторых из тех, кто поставил свои подписи под этой ложью, неожиданно проснулась совесть. «Ну, иногда не танцевал. Но, в общем-то, танцевал», – говорили они, отводя глаза в сторону. «Зачем же вы тогда дали показания против подсудимого Махая Израилова? – спрашивал судья, и уже по самому его голосу мы понимали, что чаша весов в руках у слепой Фемиды медленно, но верно, склоняется в пользу Махая Израилова.

Так в итоге и вышло. Суд под председательством судьи Лукманова полностью оправдал Махая. Но Верховный Суд Дагестана отменил решение суда первой инстанции, и всё началось по новой. И только статья в центральной прессе поставила точку в этом безобразии. Вскоре суды приняли правильное решение. Потом были статьи, обвинявшие Танхо во всех смертных грехах… В общем ему доставалось, но он не прекращал работать. Они отметили двадцатилетие ансамбля, и казалось, что все проблемы уже в прошлом. Но злопыхатели не унимались. При этом они нашли поддержку у руководства республики. Руководство предполагало, что с уходом Танхо – проблемы исчезнут. Не исчезли…», – писал И. Матаев.

***

Следствием всех этих передряг стало решение руководства республики об отправке Танхо на пенсию. Оформили ее, как «выход на пенсию по возрасту». Действительно, Танхо шел шестьдесят второй год. Хотя для настоящего художника и творческого человека нет каких-либо возрастных ограничений. Более того, по мнению многих экспертов, именно после шестидесяти хореограф нередко входит в пору творческой зрелости, когда благодаря накопленному опыту его талант может раскрыться в полную силу. Лучшее тому доказательство – творческая судьба учителя Танхо Израилова, выдающегося хореографа Игоря Моисеева, который и в девяносто, и в сто лет ставил новые танцы.

Существует особая порода людей, для которых работа и есть жизнь, без работы они себя просто не представляют, и Танхо Израилов был из их числа. Прошло всего несколько месяцев после его выхода на пенсию, как никогда прежде не болевшего Танхо разбил тяжелый инсульт. Как народного артиста СССР его госпитализировали в знаменитую Кремлевскую больницу. Чего только не перепробовали врачи, чтобы поставить его на ноги. Даже вызывали к нему тогда еще мало кому известную Джуну Давиташвили, но все было тщетно.

В 1980 году Танхо Израилов скончался и был похоронен на Востряковском кладбище, неподалеку от могилы великого хоккеиста Валерия Харламова. Танцоры «Лезгинки» узнали о его смерти только из некрологов.

***

И вот сегодня люди задаются вопросом: почему «Лезгинка» не носит имя своего отца-основателя? Наши улицы носят имена людей, которые для Дагестана не сделали и сотой доли того, что сделал Танхо Израилов. Почему его дело не может называться его именем, не понимают все, с кем я разговаривал в эти дни. Танхо мог не возвращаться в Дагестан, и жизнь его пошла бы по-другому. И не было бы «Лезгинки»! Почему справедливость требует доказательств? Что мы за народ такой, который не ценит добро, которое для него сделали. Из-за нескольких эгоцентричных мажоров справедливость не восстанавливается, и обращения ходят по кругу. Им мало было, что человека убили, им нужно еще и лишить его дела жизни. Мы дагестанцы – единственные, кто поступил так бесчеловечно. Ведь если посмотреть на танцевальные коллективы бывших союзных республик, имеющих такой же статус, как и «Лезгинка», то все они названы в честь своих основателей. К примеру:

– Государственный академический ансамбль народного танца имени народного артиста СССР Игоря Моисеева;

– Государственный академический ансамбль народного танца Украины имени народного артиста СССР Павла Вирского;

– Государственный академический ансамбль народного танца Грузии имени народных артистов СССР Илико Сухишвили и Нино Рамишвили;

— Красноярский академический ансамбль танца Сибири имени народного артиста СССР Михаила Годенко;

– Ленинградское академическое хореографическое училище имени народной артистки РСФСР Агриппины Вагановой;

– Государственный академический хореографический ансамбль «Берёзка» им. Надежды Надеждиной.

Почему годами пишут министрам и руководителям республики, и всё безрезультатно? У Танхо украли дело его жизни – сначала завистники из числа учеников, потом те, кто не хочет отдавать дань элементарной справедливости. У меня перед глазами с десяток обращений. Смотрится всё это некрасиво. Проблема в еврейском происхождении Танхо Израилова? Или же проблема в том, что до его уровня дотянуться трудно, и нужно стереть память о нём?

Танхо умер не от старости. Он умер от того, что его дети предали его… На самом деле, это трилогия статей о дагестанской версии короля Лира. Плохо то, что эту историческую ошибку исправлять некому… И драма Танхо не заканчивается. Но не будет счастья и у тех, кто пытается украсть чужую славу. Это обычно возвращается большой бедой.