«По ночному местечку пронесся погром. Наутро Федор проходит мимо скобяной лавки, на дверях которой погромщики распяли его соседа Хаима.

— Хаим, тебе больно? – спрашивает он.

— Нет, – отвечает полуживой Хаим, – только когда смеюсь». (Старый анекдот).

Теймур Абдуллаев

Я чувствую себя сейчас старым, полуживым, распятым евреем Хаимом. То, что вызывало у меня в последнюю неделю смех, вызывает сегодня боль. Над акробатическими экзерсисами на политической арене Дагестана можно только смеяться, но уже больно это делать. Дагестанское общество в целом напоминает мне таковое тридцатилетней давности, времен Советской власти. Мы оживленно обсуждаем события, происходящие вокруг нас, но понимаем, что от каждого из нас по-прежнему ничего не зависит. Как наверху пожелают, так и сделают. Гласность и свобода – слова нынче торжествуют – но от демократического устройства наше общество так же далеко, как и тридцать лет назад. Видимо, демократия – это нечто большее, нежели возможность пустопорожних пересудов.

По телевизору сейчас показывают комедию «Элвин и бурундуки». Мы все, скопом, оказались в положении бурундуков или марионеток из театра Карабаса Барабаса. Как бы понимаем все и про всех, знаем, откуда какие ноги и куда растут, но и только. Проку от этого понимания нам немного. Почти что в любом зарубежном фильме есть сцена, в которой героя осаждают с вопросами журналисты. Герой (обычно полицейский или чиновник) почему-то даже и не думает состроить морду кирпичом и послать их куда подальше. Отказ в предоставлении информации, интересной для общества, повлечет у них чуть ли не гражданскую смерть или остракизм отказчика. СМИ в демократических странах несут, кроме прочих, еще и функцию медиации. Они (журналисты) участвуют в процедуре медиации как третья, нейтральная, незаинтересованная сторона. В процессе переговоров медиатор помогает сторонам понять интересы свои и оппонента, определить занимаемые позиции. Также медиатор подводит стороны к поиску конструктивного решения вопроса, приемлемого для обеих сторон, и помогает сторонам найти то решение, которое бы устроило всех участников обсуждения. Этот процесс возможен или необходим, только если в нем участвуют равноправные стороны. Человеки – с одной стороны, человеки – с другой. Люди не договариваются, например с бурундуками. Нет необходимости, оппонент слишком ничтожен. Московские власти, в отличие от, к примеру американских, наглухо закрыты для вопросов журналистов. Зачем же, думают, наверное, они, метать бисер перед бурундуками? И так сойдет…

Целую декаду мы пробавлялись голыми слухами. Как я уже упоминал в прошлом номере «СР», со слов Аркадия Ганиева, «… если слухи подтвердятся, то это будет полноценный классический дворцовый переворот. Любой руководитель республики в сложившихся реалиях является потенциальной жертвой дворцового переворота». Возможность соглашаться с этими словами нам предоставил федеральный центр своим замалчиванием в течение десяти дней сложившейся ситуации и отношением к ней. Центр совершил кулуарный дворцовый переворот в нашей республике, оставаясь, впрочем, в рамках конституционного поля.

Предыдущая фраза по смыслу абсурдна, но, как ни странно, справедлива. Воистину, «умом Россию не понять, аршином общим не измерить, у ней особенная стать, в Россию можно только верить». Когда я в марте прошлого года проголосовал за второе восшествие Путина в президентское кресло, я не имел в виду, что он будет относиться c большим уважением к так любимому им дагестанскому народу. Более того, я чаял, что центром будут сделаны шаги по дезавуированию нашей дискредитации по национальному признаку. Итак, кульбиты в нашем руководстве завершены, рокировка проведена, дело сделано – все уже, как говорится, в прошлом. Идем дальше…

Мне хотелось бы все-таки (хотя я сейчас и понимаю, что хочу невозможного), чтобы руководство страны хотя бы иногда объясняло мне, избирателю и налогоплательщику, причину тех или иных своих шагов. Вот такие вот шутки у распятого Хаима…