Совершенно ясно, что у большинства россиян, особенно центральных районов страны, житель Кавказа, кто бы он ни был дагестанец, чеченец, ингуш, армянин или грузин, азербайджанец или черкес вызывает не самые положительные эмоции. «Лицо кавказской национальности» по большей части ассоциируется с бандитами, хулиганами, террористами и просто людьми, от которых жди проблем.

Лев Цэров

Конечно, часто в этом виноваты и сами кавказцы, особенно молодежь, которая в поисках «лучшей» доли и работы пустилась во все тяжкие в 90-е годы XX века, образуя значительные группировки в крупных российских городах, стремясь контролировать какие-то более или менее выгодные сферы бизнеса.

«Даги», «азеры», «хачики», «черные», «чехиты» и прочая терминология вполне устоялась как в криминальной и правоохранительной системах, так и в обыденном сознании. Естественно, что «деятельность» подобного сорта людей наложила отпечаток и на других представителей кавказских народов, честно и плодотворно работающих повсеместно в России. Именно им и их детям приходится особенно тяжело в условиях все более и более накаляющейся атмосферы вокруг Кавказа.

Однако корни «кавказофобии» мы обнаруживаем на несколько веков раньше.

Русские дореволюционные, в основном военные, историки и авторы весьма неприглядно описывали образ жизни и уровень развития кавказских народов. Все они исходили из того, что просвещенная Россия несла диким и агрессивным горским народам исключительно цивилизацию и прогресс. И не важно, какими именно способами она это делала.

Профессор И. Березин писал, что у горцев «нет истории, да какая может быть история у кучки разбойников, для которой единственный и самый лучший закон — своя воля и единственное право — право сильного». Другой профессор, П.И. Ковалевский, считал горца «охотником, воином, грабителем и разбойником по природе». Н. Грабовский пишет, что «в действительности туземцы скорее дикие звери, нежели рыцари. Грязные душой и телом, чуждые благородства, незнакомые с великодушием, корыстолюбивые и вероломные, они в высшей степени исполнены себялюбия и самосохранения. Самая пресловутая храбрость есть кровожадность или рассвирепелость дикого зверя. Напасть на безоружного, убить слабого, зарезать сонного — дело не только обыкновенное, но и обычное».

Такие мастистые царские военные авторы, как Н. Дубровин, Р. Фадеев, не жалели эпитетов в отношении горцев. «Хищным кумыкам и чеченцам чужды понятия об отечестве, о всяком общественном интересе, о первых обязанностях граждан; до какой степени они равнодушны к тому, что люди называют своей землей, лишь бы не было возмущено их личное спокойствие… как мало трогают их отечественные события… последний час пробил для этих человеческих скопищ, лишенных великой внутренней связи…»; «Чтобы очистить Закавказье от лезгинских шаек, надобно было в продолжение 15 лет истребить их, как истребляют хищных зверей». Одним словом, местные жители изображались грабителями, разбойниками, фанатиками, способными выжить только своим главным ремеслом — разбоем и грабежом.

«Живя разбоем и не боясь за него никакой отплаты… проведя таким образом века за веками, кавказский горец выделал себе природу плотоядного зверя, который бессмысленно лежит на солнце, но не чувствует голода… и потом терзает жертву без злобы и без угрызений…».

Подобными характеристиками и оценками российских авторов XIX века, стремившихся во что бы то ни стало обелить политику царизма на Кавказе и доказать значимость и полезность для туземцев-кавказцев европейской культуры, пестрят мемуары и исторические труды.

 Не будем забывать, что подобные оценки давали не только профессиональные ученые. Если говорить о периодике, то она еще больше сгущала краски о кавказских ужасах и формировала определенно негативный имидж кавказского жителя.

Первый историк-марксист М.Н. Покровский еще в 1924 году написал, что в глазах русской администрации начала XIX века все народы, населявшие Кавказский хребет и его предгорья, были на одно лицо: все это были «мошенники» и «злодеи».

В глазах русского обывателя не только того, но и более позднего времени, все это были «черкесы» и, конечно, все «коварные хищники». Борьба с ними казалась неизбежной для России, как и для всякого благоустроенного государства, имевшего несчастье стать их «соседом»: они же делали «набеги», и, по-видимому, это была их основная профессия — как иначе было с ними поступать?

Одним словом, российскому обществу целенаправленно десятилетиями преподносился крайне неприятный образ кавказца-горца. Ситуацию не могли исправить отдельные представители передовой, прогрессивной России, восхищавшиеся мужеством и героизмом людей, защищавших свою свободу и независимость; их голоса, к сожалению, были лишь каплей правды в океане лжи.

За годы Советской власти отношение к кавказцам заметно улучшилось. Идеи пролетарского интернационализма, братства народов многонационального Советского Союза не оставляли на официальном уровне места третированию кавказских народов. Хотя неправильно было бы утверждать, что в это время не было никаких проблем и царила идиллия во взаимоотношениях центра и регионов. Колониальное наследие, старые ярлыки и штампы подсознательно влияли на отношение к жителям гор.

Более того, искажение истории Кавказа обрело новых сторонников и получило дальнейший импульс. Мастистые ученые Л.Н. Гумилев, М.М. Блиев, В.Б. Виноградов и другие архаизировали историю большинства кавказских народов, отводя им роль племен, застывших на стадии родового строя. Как в имперской России, так и в советское время, государственная власть была заинтересована в том, чтобы доминировало мнение о том, что отсталые, бесписьменные, полудикие народы нуждались в прогрессивной исторической помощи самодержавной, а затем и Советской России в деле их просвещения и развития. Было бы просто глупо отрицать прогрессивную роль России в судьбах кавказских народов, и этот вопрос более чем широко освещен в отечественной историографии. Значительно меньше можно встретить работ, критически оценивающих негативные стороны сложного процесса вхождения горских народов в состав империи. Здесь доминируют труды, уделяющие преимущественное внимание военно-политическим аспектам и недостаточно четко раскрывающие ту общеизвестную истину, что далеко не всегда прогресс, приносимый на штыках, приводит к ожидаемым результатам. Иногда цена, заплаченная за «прогресс», бывает слишком высокой.

На бытовом уровне, с экранов телевизоров и кинотеатров, кавказец 70-80-х гг. смотрелся очень даже симпатично. Не совсем интеллектуал, в папахе или кепке-аэродроме, с ясно различимым акцентом, неизменными усами, этакий веселый ловелас, радушный и неунывающий типаж, наиболее ярко изображенный в комедии «Мимино».

После распада СССР и политико-экономической анархии, охватившей все постсоветское пространство, кавказец, как правило, — это уже бандит, мафиози, рэкетир и т.д. Кавказофобия заиграла новыми красками из-за чеченской войны, ставшей катализатором антикавказских настроений. И здесь надо отметить, что ситуация начала XXI века мало чем отличается от начала XIX века. Среднестатистический россиянин так же плохо разбирается в кавказской географии, как и прежде. Для него нет принципиальной разницы в том, где находится Чечня, а где Дагестан и т.д. Кавказ — это источник проблем, которых у россиян и так предостаточно. Именно поэтому все чаще и чаще появляются мысли, в том числе и в высоких государственных кабинетах, о том, что Кавказ России не нужен, следует избавиться от этого балласта, тянущего финансовые и другие средства российского бюджета. Естественно, как это и бывает в подобных случаях, краски сгущает информация, поступающая от обычных солдат, попавших в мирное время на войну.

Одним словом, информационный поток с Кавказа идет крайне отрицательный, никак не способствующий тому, чтобы кавказцы могли чувствовать себя комфортно в любой точке Федерации. Нелегко приходится и тем выходцам с Кавказа, которые давным-давно в силу разных жизненных обстоятельств проживают в российских городах и уже практически ничем не отличаются от местных жителей, кроме одного — своего происхождения и некоторых внешних признаков. Им и их детям приходится на себе испытывать все «прелести» особого отношения к «лицам кавказской национальности».

Отношение к кавказцам, сформировавшееся лет двести назад, не было преодолено в советское время и получило развитие в современных условиях.

Избавиться от «кавказофобии» можно только при проведении грамотной государственной национальной политики, которая не на словах, а на деле будет доказывать, что все граждане России равны, независимо от региона проживания, национальности и вероисповедания.