Фото_Перепечатка

Московский мэр – один из немногих современных чиновников, который проводит системную реформу, а каждый системный реформатор всегда является объектом недовольства.

Юлия Латынина

За одну «ночь длинных ковшей», 9 февраля, в Москве мэр Собянин снес большую часть из 104 торговых фавел. И давно ни одна мера, предпринятая властями, не порождала в обществе столь глубокой дискуссии.

Глубокой – в том смысле, что совершенно вменяемые люди с прекрасной репутацией выступили в этой дискуссии на различных сторонах. Ксения Собчак – категорически «за», Антон Носик, Алексей Навальный и Сергей Пархоменко – категорически «против». Наиболее профессиональные наши эксперты по градоустройству – Михаил Блинкин и Максим Кац – скорее «за», но с серьезными оговорками.

Главный аргумент противников сноса очень серьезен: это нарушение права частной собственности. Частная собственность должна быть неприкосновенна: сегодня снесли ларек, а завтра снесут квартиру.

«В наши времена, когда служители государственного рэкета утратили три четверти доходов от сырьевой ренты, главный для них вопрос – кого б тут еще раздербанить. Минувшей ночью их взоры были обращены на торговые точки у метро. Завтра они точно так же заинтересуются чужими машинами, квартирами, дачами», – пишет Антон Носик.

***

Сначала – по поводу частной собственности. Где-то неделю назад я была на Филиппинах, и это было одно из самых удручающих впечатлений моей жизни. Страна, которая еще в 1950-х была одной из самых процветающих в Азии, сейчас превратилась в один огромный гадюшник. Манила – это 20 млн. человек, стоящих в мегапробках и живущих в фавелах, слепленных из какого-то сушеного помета. Ни промышленности, ничего. И при выезде за город – мили и мили заброшенных полей в стране, страдающей адским перенаселением и импортирующей рис из соседнего Таиланда.

Причина пустых полей – латифундии. В стране так и не было проведено земельной реформы, и самый богатый слой населения – это до сих пор законные владельцы огромных полей, из тех, которые, как говаривали китайские классики, «тянутся на тысячу ли, а бедняку негде иголку воткнуть». Латифундии погубили Рим, они погубили Латинскую Америку и губят Филиппины.

Это я к тому, что у каждого правила (включая неприкосновенность частной собственности) есть свои исключения. Когда Адам Смит и другие английские классики создавали свою великую теорию, они просто жили в обществе, где они с этими исключениями не сталкивались. Частная собственность неприкосновенна, но земля должна принадлежать не латифундистам, а мелким фермерам.

Я приведу самый простой пример, еще более простой, чем латифундии, – из сериала: а когда Дейенерис Таргариен освобождает рабов, она что же, получается, нарушает право неприкосновенности частной собственности? И Авраам Линкольн тоже его нарушил?

И в 2005 году, во время моей поездки в Грузию, ныне покойный Каха Бендукидзе (которого трудно заподозрить в неуважении к частной собственности) с энтузиазмом рассказывал мне о том, как президент Саакашвили занимался ровно тем самым, что сейчас Собянин: сносил выросший за годы постсоветского бардака самострой. «В самом центре, рядом с серными банями, стоял трехэтажный бордель, – снесли, – с горящими глазами говорил Каха, – в другом случае люди получили разрешение на восьмиэтажный дом, который как-то сам собой подрос до шестнадцатиэтажного – снесли!»

«Но это же частная собственность!» – ахнула я, совсем как Сергей Пархоменко.

«Да, – сказал Каха, – это частная собственность. Но надо выбирать: мы хотим быть европейским городом или азиатским бардаком». Это был мой первый в жизни урок, что в городе целое больше части.

Второй раз я почувствовала это на развалинах города Шивта. Это город набатеев в пустыне Негев, который был построен около I века н.э. и умер около 1000 лет назад.

Несмотря на то что Шивта находится в пустыне, город занимался земледелием, а воду собирал во время зимних ливневых паводков. Шивта была расположена примерно так же, как затопленный несколько лет назад наводнением город Крымск: в чаше, куда стекаются ливневые потоки с трех окрестных гор.

Необычайный дефицит воды привел к тому, что вся жизнь и архитектура города вертелись вокруг воды. На каждой улице были проложены канавки, которые вели эти ливневые потоки к частным колодцам и к двум огромным прудам, расположенным прямо посреди главной площади. На примере Шивты было особенно ярко видно, что город – это целое, а не сумма частей. Никогда один человек не мог бы заниматься земледелием в пустыне, и никогда бы этот город не выжил, если бы канавки проводил каждый, как хотел, – только в свой огород.

Ну и до кучи третий пример, совсем для меня свежий. Одно из самых ключевых отличий любого города первого мира (Лондона, Нью-Йорка, Сингапура) от любого города третьего мира (Манилы, Бангкока, Сайгона) – это как раз отсутствие бардака и самостроя.

Точка.

***

Город – это целое, где сумма больше частей. Город отличается от села именно тем, что его облик регулируется. И классики политэкономии не задумывались об этом феномене – обязательном ограничении развитым городом права частной собственности – именно потому, что облик европейских городов с самого начала Средневековья был крайне регламентирован.

Мой друг Сергей Пархоменко совершенно неправ, когда он говорит, что город слагается естественно, что дорожки надо класть там, где протоптано, и если ларек стоит там, где он стоит, – то он стоит на удобном месте. Ларек с шаурмой у Трафальгарской колонны тоже пошел бы на ура. Просто он пошел бы на ура у 3% посетителей. При этом он мешал бы трафику 97 % и портил бы вид 100 %. В городе целое больше части. Москва и так большая деревня. Собянин – первый ее мэр, который хочет из нее сделать город.

Однако против Собянина – в связи со сносом фавел – выдвинуто два обвинения. Первое из них гласит, что ларьки сносились по наводке торговых центров, которые опустели из-за кризиса. Мол, если завтра Вася не затарится шаурмой у киоска на «Тургеневской», то завтра он пойдет во «Времена года» и купит себе «Мазератти».

Второе из них гласит, что на месте снесенных ларьков будут устроены гигантские ТПУ (торгово-пересадочные узлы) с дорогими торговыми площадями, и курировать все это будут люди московского министра Ликсутова.

Эту, вторую, ошеломительную версию, присланную ей в качестве анонимки, опубликовала юрист «Фонда борьбы с коррупцией» Любовь Соболь, откуда эта новость разлетелась тут же.

Заметим, что оба эти обвинения противоречат друг другу. Если ларьки снесены потому, что они составляли душераздирающую конкуренцию ТЦ «Европейский», то они вряд ли могут быть снесены потому, что на их месте страшный коррупционер Ликсутов хочет построить гигантские ТПУ из стекла и стали. Согласитесь, что такие ТПУ стали бы еще более страшным конкурентом «Европейскому».

На мой взгляд, все гораздо проще. Мэр Москвы Сергей Собянин давно и последовательно пытается придать Москве облик европейского города с приличествующими этому городу стандартами. Все предпринятые с начала его правления меры: запрет на точечную застройку, прекращение лужковской практики возведения подземных торговых моллов прямо в центре города, плитка, парковки, возобновление строительства метро, регулирование трафика, благодаря чему движение автомобилей в Москве наконец-то стало немного отличаться от движения в Бомбее, Каире и Маниле, – все они укладываются в эту схему.

Снос торговых фавел – ровно то же самое.

Мы все прекрасно знаем, как получались разрешения на эти чудеса архитектуры. Получали разрешение на палатку, а ставили бетонный короб. Приватизировали трансформаторную будку, а на месте ее ставили многоэтажку. Заносили в кабинеты мешки с наличными. Нанимали специальных юристов, знавших три и тридцать три способа легализовать это убожество.

Знаете, если бы целью Собянина была коррупция, то ему надо было бы продолжать делать ровно то же, что и до него, а именно: считать каждый метр исторической площади в городе неосвоенным, если не забабахать под ним подземный торговый комплекс на двести тысяч метров.

И это неправда, что Собянин снес вот так, ни с того ни с сего: вечером решил – ночью снес. Московские власти пытались снести торговые фавелы давно и долго. Они закрыли главную дырку по легализации самоволки решением пленума Верховного суда.

Можно упрекать Собянина в чем угодно – в волюнтаризме, в кампанейщине, в том, что положенная наспех плитка лежит косо и криво, в том, что он сносит ларьки, но не трогает какой-нибудь ТЦ «Европейский», – тот же самый, по сути, гигантский ларек, только площадью 200 тыс. кв. м и принадлежащий правильным людям, – но в той части, на которую хватает его полномочий, политика Собянина абсолютно последовательна и системна.

Что же касается ТПУ, то даже не сомневаюсь, что ТПУ – будут. Но не возле «Тургеневской», а на окраинах города. И это общепринятая мировая практика. Сошлюсь опять же на свой недавний личный опыт. В приличных городах – Гонконге и Сингапуре – пассажир идет на посадку на корабль именно через ТПУ: гигантский торговый молл. Бутики, бутики – и прямо между ними государство с таможней и паспортным контролем.

А вот в каком-нибудь Хо Ши Мине/Сайгоне дело обстоит ровно тем природно-посконным путем: залитый палящим солнцем порт, собаки брешут, кого-то стошнило, и тут же – самородный ларек с «Луи Вуиттон» по 15 долларов.

***

Напоследок я хотела бы заметить еще две вещи.

Первая из них заключается в том, что попытки Собянина что-то изменить в Москве порождают массу намеренно злокачественных слухов. Первым делом, как стали класть плитку, запустили слух, что, мол, у Собянина жена владеет заводом по ее производству. Оказалось, чистой воды вранье.

Может, на местах и украли порядочно, но вот про завод и жену Собянина – вранье. Потом было, что, мол, все деньги за парковки идут на кампанию на Кипре. Тоже чистейшей воды фигня. Это не к тому, что в Москве нет коррупции и хорошие условия для бизнеса. Это к тому, что нельзя высасывать из пальца и объявлять правдой все фейки на том основании, что «все равно все воруют».

Вторая вещь заключается в том, что не всякий, кто обвиняет Собянина, делает это по зову сердца. Я нимало не сомневаюсь, что Сергей Пархоменко, Антон Носик или Любовь Соболь совершенно искренни. Их аргументы насчет неприкосновенности частной собственности очень серьезны.

Но не все критики Собянина – Носики и Пархоменко. Когда я вижу, что провластные структуры проводят митинги против платных парковок или читаю в одной газете «джинсу», растянутую на две гигантских статьи на два номера, – то я делаю из этого вывод, что по какой-то причине мэр Москвы Сергей Собянин является со стороны фейковой общественности легитимным объектом критики.

Может быть, тут срабатывает тот эффект, что Собянин – один из немногих современных чиновников, который проводит системную реформу в городе, а каждый системный реформатор всегда является объектом недовольства со стороны социальных групп, интересы которых он нарушает. И этим недовольством, как рычагом, всегда можно пользоваться в популистских или электоральных целях.

Но мне кажется существенным вот что. Заметьте: почти все действия мэра Собянина вызывают в обществе реальную, а не псевдодискуссию. Под реальной дискуссией я имею в виду ситуацию, когда-то или иное действие власти имеет серьезные «за» и серьезные «против» и когда вполне ответственные и порядочные люди могут разделяться по этому поводу во мнениях. Это и есть признак реальных реформ. Потому что реформа – она как война. На войне все самые правильные вещи очень просты, но сделать эти простые вещи всегда очень сложно.

Источник: «Новая газета»